О композиции «Постепенное проникновение во внутренний мир героя... Во всех повестях одна мысль, и эта мысль выражена в одном лице, которое есть герой всех рассказов. В «Бэле» он является каким-то таинственным лицом, как будто бы показывается под вымышленным именем, чтобы его не узнали. И вот автор тотчас показывает вам его при свидании с Максимом Максимычем, который рассказал ему повесть о Бэле... Наконец в руках автора журнал Печорина. В высшей степени поэтичном рассказе «Тамань» герой романа является автобиографом, но загадка от этого становится только заманчивее, и отгадка еще не тут. Наконец вы переходите к «Княжне Мери», и туман рассеивается... основная идея романа, как горькое чувство, пристает к вам и преследует вас. Вы читаете наконец «Фаталиста», и хотя в этом рассказе Печорин является не героем, а только рассказчиком случая... странное дело! Вы еще более понимаете его, более думаете о нем, и ваше чувство еще грустнее и горестнее». Замечания по системе образов Максим Максимыч. «Тип старого кавказского служаки... Умственный кругозор очень ограничен... Какое теплое, благородное, даже нежное сердце бьется в железной груди!» Азамат. «Дикарь, разбойник по рождению, для которого нет в мире ничего дороже оружия и лошади и для которого желание — медленная пытка на малом огне». Бэла. «Одна из тех глубоких женских натур, которые полюбят мужчину тотчас, как увидят его, но признаются ему в любви не тотчас, отдадутся не скоро, а отдавшись, уже не могут больше принадлежать ни другому, ни самим себе». Грушницкий. «Идеальный молодой человек... производить эффект — его страсть... В их душе часто много добрых свойств, но ни на грош поэзии». Мери. «Эта девушка неглупая... ей мало любить человека, к которому влекло бы ее чувство, непременно надо, чтобы он был несчастен и ходил в толстой серой солдатской шинели». Вера. «Это скорее сатира на женщину, чем женщина». Печорин. «Его страсти — бурные, очищающие сферу духа, его заблуждения — острые болезни в

Из пятой статьи «Осень для него лучше весны или лета, и, читая эти стихи, вы не можете не согласиться с ним, по крайней мере на то время, пока не увидите его же картины весны или лета: Дни поздней осени бранят обыкновенно, Но мне она мила, читатель дорогой: Красою тихою, блистающей смиренно, Как нелюбимое дитя в семье родной, К себе меня влечет. Сказать вам откровенно: Из годовых времен я рад лишь ей одной. В ней много доброго, любовник не тщеславный, Умел я отыскать мечтою своенравной. Как это объяснить? Мне нравится она, Как, вероятно, вам чахоточная дева Порою нравится. На смерть осуждена, Бедняжка клонится без ропота, без гнева, Улыбка на устах увянувших видна; Могильной пропасти она не слышит зева, Играет; на лице еще багровый цвет — Она живаеще сегодня — завтра нет. Унылая пора! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса; Люблю я пышное природы увяданье, В багрец и в золото одетые леса, В их сенях ветра шум и свежее дыханье, И мглой багристою покрыты небеса, И редкий солнца луч, и первые морозы, И отдаленные седой зимы угрозы. Русская зима лучше русского лета — этой карикатуры южных зим, она похожа на самоё себя, тогда как наше лето столько же похоже на лето, сколько декорационные деревья в театре похожи на настоящие деревья в лесу. Пушкин первый понял это и первый выразил. Его зима облита блеском роскошной поэзии:  Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный, — Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры Навстречу северной Авроры, Звездою севера явись! Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе мгла носилась; Луна, как бледное пятно, Сквозь тучи мрачные желтела, И ты печальная сидела — А нынче... погляди в окно: Под голубыми небесами Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит; Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит.

Вольнолюбивые мотивы в лирике Пушкина появились уже в его первых лицейских стихах; например, в стихотворении «Лицинию» звучит предостережение современникам: «Свободой Рим возрос, а рабством погублен». В 20-е годы XIX века в произведениях поэта затронуты темы, волновавшие декабристов. В оде «Вольность» (1817) поэт обличает тиранию, а значит — самодержавие. Пушкин уверен, что миром должен править не царь, а закон. Он призывает правителей: «Склонитесь первые главой под сень надежную Закона. И станут вечной стражей трона народов вольность и покой». На примерах исторических личностей он показывает, к чему приводит пренебрежение законом — казнь Людовика XVI, убийство Павла I. В первой части этого стихотворения поэт провозглашает его идею: «Хочу воспеть Свободу миру, на тронах поразить порок». Вторая часть развивает эту мысль, а третья преподносит «урок» царям. В 1818 году Пушкин пишет стихотворение «К Чаадаеву». Оно продолжает идеи русского революционного романтизма, заложенные в последних произведениях Радищева. Обращено стихотворение к Петру Яковлевичу Чаадаеву — прекрасно образованному и критически мыслящему человеку, автору «Философских писем». Через описание становления героя поэт призывает молодежь своего времени посвятить служению отчизне все лучшее: Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы!   Поэт уверен, что усилия не пропадут даром, а наградой такому служению станет историческая слава: Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена! Через год, в 1819 году, Пушкин создает стихотворение «Деревня». Оно посвящено проблеме крепостного права. Начинается стихотворение идиллической картиной сельской жизни: «Приветствую тебя, пустынный уголок, приют спокойствия, трудов и вдохновенья...» Среди прекрасной, тихой природы человек освобождается от всего наносного («Я здесь, от суетных оков освобожденный») и может сосредоточиться на творчестве («...ваш отрадный глас. Он гонит лени сон угрюмый, к трудам рождает жар во мне, и ваши творческие думы в душевной зреют глубине»). Резко начинается вторая часть стихотворения, где поэт обличает «барство дикое,