1
Черный вечер,
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер —
На всем божьем свете!
На улице холодно и скользко. На протянутом от здания к зданию канате висит плакат: «Вся власть Учредительному Собранию!» Старушка плачет, никак не поймет, зачем столько материи израсходовали, — из нее можно сшить что-нибудь полезное, жалуется на то, что большевики «загонят в гроб».
Ветер хлесткий!
Не отстает и мороз!
И буржуй на перекрестке
В воротник упрятал нос.
Некто с длинными волосами обзывает кого-то предателями, сетует: «Погибла Россия!», вероятно, это писатель.
А вон и долгополый —
Сторонкой — за сугроб…
Что нынче невеселый,
Товарищ поп?
Помнишь, как бывало
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ?..
Барыня в каракуле рассказывает, как они «плакали, плакали», и, поскользнувшись, падает. Слышны слова проституток о том, что у них было собрание, на котором постановили: «на время — десять, на ночь — двадцать пять… И меньше — ни с кого не брать…». По пустой улице, ссутулившись, идет одинокий бродяга.
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди…
Черная злоба, святая злоба…
Товарищ! Гляди в оба!
2
Гуляет ветер, порхает снег.
Идут двенадцать человек.
Винтовок черные ремни
Кругом — огни, огни, огни…
В зубах цигарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Э
ти двенадцать говорят о Ваньке с Катькой, сидящих в кабаке, бранят Ваньку, вспоминают: «Был Ванька наш, а стал солдат».
Революцьонный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь —
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
3
«Ребята» пошли служить в Красной гвардии:
Эх ты, горе-горькое,
Сладкое житье!
Рваное пальтишко,
Австрийское ружье!
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови —
Господи, благослови!
4
В пролетке мчат Ванька с Катькой. Ванька в солдатской шинели, «крутит черный ус», «Катьку-дуру обнимает, заговаривает…».
5
У Катьки под грудью не зажил шрам от ножа, раньше она «в кружевном белье ходила», «с офицерами блудила»,
Гетры серые носила,
Шоколад «Миньон» жрала,
С юнкерьем гулять ходила —
С солдатьем теперь пошла!
6
Двенадцать нападают на Ваньку с Катькой, стреляют. Ванька убегает, Катька остается с простреленной головой лежать на снегу.
Революцьонный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
7
Двенадцать идут дальше. У Петрухи, убившего Катьку, свою бывшую девушку, «не видать совсем лица». Его утешают. Петруха стонет:
Ох, товарищи, родные,
Эту девку я любил…
Остальные предлагают ему держать «над собой контроль»: «Не такое нынче время, чтобы нянчиться с тобой». Петруха «замедляет торопливые шаги», «он головку вскидывает, он опять повеселел».
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба —
Гуляет нынче голытьба!
8
Ох ты, горе-горькое!
Скука скучная,
Смертная!
Ужь я времячко
Проведу, проведу…
Ужь я темячко
Почешу, почешу…
Ужь я семячки
Полущу, полущу…
Ужь я ножичком
Полосну, полосну!..
Ты лети, буржуй, воробышком!
Выпью кровушку
За зазнобушку,
Чернобровушку…
Успокой, Господи, душу рабы Твоея…
Скучно!
9
Городовых больше нет, «гуляй, ребйта, без вина», буржуй на перекрестке «в воротник упрятал нос», рядом «жмется шерстью жесткой поджавший хвост паршивый пес».
Стоит буроюуй, как пес голодный,
Стоит безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.
10
Поднимается вьюГа, за четыре шага ничего не видно. Петруха поминает Бога. Над ним смеются:
От чего тебя упас
Золотой иконостас?
Добавляют, что негоже поминать Бога, когда руки в Катькиной крови.
11
…И идут без имени святого
Все двенадцать — вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль…
12
Двенадцать идут сквозь вьюгу. Замечая кого-нибудь за сугробом или домом, велят сдаться, стреляют. «И только эхо откликается в домах».
Так идут державным шагом —
Позади — голодный пес,
Впереди — с кровавым флагом
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос.
Comments